Федор Михайлович Достоевский родился 30 октября (11 ноября) 1821 года в Москве в доме на улице Новая Божедомка. Отец писателя, Михаил Андреевич, штаб-лекарь Московской Мариинской больницы для бедных, происходил из дворянского, но оскудевшего рода литовских шляхтичей.

Мать писателя, Мария Федоровна Нечаева, была из среды московского купечества и в замужестве занималась домом и воспитанием детей. В своих воспоминаниях Федор Михайлович писал: «Я происходил из семейства русского и благочестивого. С тех пор, как я себя помню, я помню любовь ко мне родителей» [22. С. 56].

Хотя семья была небогата, детям старались дать хорошее образование. Отец сам преподавал им латынь, приходящие учителя – математику, французский язык и русскую словесность.

После смерти матери в 1837 году, Федора Достоевского и его старшего брата Михаила отправили учиться в Петербург, в Инженерное училище, которое они закончили в 1843 году. Федора зачислили полевым инженером-подпоручиком в Петербургскую инженерную команду, но уже в следующем году он подал в отставку. Увлекшись еще в отроческие годы европейской и русской литературой, он решил стать писателем.

Первым литературным опытом будущего писателя стал перевод на русский язык романа «Евгения Гранде» О. де Бальзака. Роман был напечатан в журнале «Репертуар русского и Пантеон всех иностранных театров» в 1844 году. Перевод «Евгении Гранде» был школой мастерства для молодого писателя и подготовкой к созданию собственного романа «Бедные люди», который появился в печати в конце мая 1845 года. Произведение восторженно приняли законодатели литературной моды тех лет – Н. А. Некрасов и В. Г. Белинский. Некрасов назвал начинающего писателя «новым Гоголем» и опубликовал роман в своем альманахе «Петербургский сборник». В этом же году состоялось личное знакомство Ф. М. Достоевского с В. Г. Белинским.

Вождь социально-критического направления русской литературы Белинский высказался о романе «Бедные люди» Достоевского в статьях «Петербургский сборник, изданный Некрасовым», «Взгляд на русскую литературу 1846 года» и «Взгляд на русскую литературу 1847 года». В романе критик увидел воплощение принципов «натуральной гоголевской школы»: интерес к жизни низов общества; умение видеть социальные причины людских трагедий [3. С. 329–370].

 

 

П. В. Анненков, литературный критик и мемуарист, был одним из свидетелей триумфа Ф. М. Достоевского после публикации его первого романа. В статье «Замечательное десятилетие (1838–1848)», опубликованной в журнале «Вестник Европы» за 1880 год, он делится впечатлениями о молодом авторе: «Внезапный успех, полученный его повестью, сразу оплодотворил в нем те семена и зародыши высокого уважения к себе и высокого понятия о себе, какие жили в его душе. Успех этот более чем освободил его от сомнений и колебаний, которыми сопровождаются обыкновенно первые шаги авторов» [24. С. 479].

После успеха своего первого произведения Федор Михайлович сблизился с литературным кружком В. Г. Белинского и Н. А. Некрасова. Отрывки своей следующей повести «Двойник» он зачитывал на собраниях этого кружка. Повесть представляет собой психологический анализ раздвоения личности, острого душевного страдания заурядного чиновника, пораженного страшной поступью жизни, безжалостно извергающей из своего круга этого безобидного человека по доносу якобы тайного соглядатая, созданного его больным воображением.

Однако когда вышел полный текст повести, все были разочарованы. Федор Михайлович писал брату Михаилу: «Наши и вся публика нашли, что до того Голядкин скучен и вял, до того растянут, что читать нет возможности».

По воспоминаниям Д. В. Григоровича, «Двойник» сначала произвел сильное впечатление на В. Г. Белинского, который на чтении повести «сидел против автора, жадно ловил каждое слово и местами не мог скрыть своего восхищения, повторяя, что один Достоевский мог доискаться до таких изумительных психологических тонкостей». В. Г. Белинский в статье, посвященной Петербургскому сборнику пишет, что «... "Двойник" носит на себе отпечаток таланта огромного и сильного, но еще молодого и неопытного: отсюда все его недостатки, но отсюда же и все его достоинства» [3. С. 356].

Но затем он пересмотрел свои взгляды на повесть. В его статье «Взгляд на русскую литературу 1847 г.» мы читаем: «Хотя первый дебют молодого писателя уже достаточно угладил ему дорогу к успеху, однако, должно сознаться, что "Двойник" не имел никакого успеха в публике» [5. С. 423–425].

Третья повесть Ф. М. Достоевского, «Господин Прохарчин», разочаровала В. Г. Белинского еще больше, и в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» он написал: «В ней сверкают искры таланта, но в такой густой темноте, что их свет ничего не дает рассмотреть читателю. Не вдохновение, не свободное наивное творчество породило эту странную повесть, а что-то в роде... не то умничанья, не то претензии» [4. С. 442–443].

 Более поздние мнения о произведениях Ф. М. Достоевского еще резче отражают совершенное разочарование по отношению к нему со стороны различных читателей. Самым обидным было резюме «Московского литературного и ученого сборника на 1847 год»: «Где талант, который видели мы в первой повести? Или его стало только на одну? Недолго польстил надеждою г. Достоевский; скоро обнаружил себя» [22. С. 152].

Не получила удовлетворительной оценки и вызвала всеобщее недоумение повесть Ф. М. Достоевского «Хозяйка», заставив В. Г. Белинского усомниться в верности своих первоначальных заключений о таланте писателя. Отзыв критика о ней был категоричен и суров. В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» он отмечал: «Что это такое – злоупотребление или бедность таланта, который хочет подняться не по силам и потому боится идти обыкновенным путем и ищет себе какой-то небывалой дороги?» И далее мы читаем: «Вышло что-то чудовищное, напоминающее теперь фантастические рассказы Тита Космократова, забавлявшего ими публику в 20-х годах нынешнего столетия. Во всей этой повести нет ни одного простого и живого слова или выражения; все изысканно, натянуто, на ходулях, поддельно и фальшиво...». Критик обнаружил в ней элементы романтической фантастики, смесь «Марлинского с Гофманом» и отступление от метода критического реализма [5. С. 423–425].

По словам П. В. Анненкова, критика находила, что эта повесть «порождена душным затворничеством, четырьмя стенами темной комнаты, в которой заперлась от света и от людей болезненная до крайности фантазия». Не помогло даже заступничество Н. В. Гоголя, который в одном из своих писем отозвался сочувственно о молодом писателе Достоевском: «В авторе "Бедных людей" виден талант, выбор предметов говорит в пользу его качеств душевных, но видно, что он еще очень молод» [22. С. 151].

Сохранилось свидетельство С. Д. Яновского, друга и врача Достоевского, который в своих воспоминаниях характеризует душевное состояние молодого писателя после неудач его первых произведений: «Неожиданность перехода от поклонения и возвышения автора "Бедных людей" чуть ли не на степень гения к безнадежному отрицанию в нем литературного дарования могла сокрушить и не такого впечатлительного и самолюбивого человека, каким был Достоевский. Он стал избегать лиц из кружка Белинского, замкнулся весь в себя...» [19. C. 82].

После провала первых произведений Достоевский порвал с кружком Белинского и Некрасова, но не отказался от стремления идти в литературе своим путем. От комической переписки двух шулеров в «Романе в девяти письмах» до водевильного рассказа «Чужая жена и муж под кроватью» и фельетона «Елка и свадьба» – таковы были дальнейшие ступени его пути в литературе.

А в самой поздней и зрелой повести молодого Достоевского «Неточка Незванова», которая дошла до нас как фрагмент большого романа, слышатся отголоски личной творческой исповеди писателя на тему непризнания и одиночества в литературе.

От литературных генералов его потянуло к людям прямым, «с превосходным сердцем, с благородством, с характером». Он сближается с В. Н. Майковым, с поэтом А. Н. Плещеевым. Плещеев же и познакомил его с М. В. Петрашевским.

Поклонник идей французского утописта Фурье, М. В. Петрашевский собирал у себя на квартире кружок людей, которые вели свободные дискуссии о политике, литературе, экономике. Один из бывших петрашевцев, А. П. Баласогло вспоминал: «О чем были суждения, речи, прения? – Решительно обо всем: каждый сообщал свои личные сведения и взгляды на ту науку, которою он непосредственно занимался; перевес брали, без всякого сомнения, науки общественные... кто во что верил, тот то и доказывал» [22. С. 168].

«Многие из нас – вспоминал участник кружка М. В. Петрашевского, П. П. Семенов-Тян-Шанский, ставили себе идеалом освобождение крестьян из крепостной зависимости».

Начал посещать эти вечера и Федор Михайлович Достоевский. Впоследствии в кружке М. В. Петрашевского выделилось радикальное крыло во главе с Н. Спешневым, который призывал к революционному восстанию, политической агитации и убийству царской семьи. К весне 1849 года петрашевцы находились под наблюдением полиции. 22 апреля 1849 года после публичного чтения Ф. М. Достоевским запрещенного «Письма Н. В. Гоголю» В. Г. Белинского, он был арестован и посажен в Петропавловскую крепость.

Суд признал его «одним из важнейших преступников за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского» и приговорил к расстрелу [11. С. 72].

19 ноября 1849 года незадолго до казни всем петрашевцам смягчили приговор. Федора Достоевского отправили на четырехлетнюю каторгу в Омск, после окончания которой он должен был служить рядовым.

В Сибири огромная внутренняя работа писателя, лишенного пера и книги, не прекращалась ни на минуту. За омское четырехлетие он пересмотрел всю свою жизнь, подверг себя строгому суду и перестроил свое мировоззрение. На каторге писатель пережил свой религиозный кризис и пришел к православию. 22 января 1854 года срок каторжных работ Достоевского закончился, и в феврале он был зачислен рядовым в Сибирский 7 линейный батальон в Семипалатинске. В 1855 году, после смерти Николая I, писателя амнистировали, но не освободили от военной службы, и только в марте 1859 года Достоевскому разрешено выйти в отставку с правом жить везде, кроме столиц и печататься на общих основаниях. Писатель выбирает местом жительства город Тверь, а в ноябре 1859 им было получено разрешение на жительство в Петербурге.

«Дядюшкин сон» – первое произведение, с которым Достоевский выступил в печати после каторги.

Повесть, однако, осталась незамеченной критикой, и только в международной газете «LE NORD» от 29 апреля 1859 года появилась сочувственная рецензия, принадлежавшая А. П. Милюкову. В переводе на русский она звучит так: «C огромным удовлетворением мы нашли в «Русском слове» напечатанным роман Федора Достоевского "Дядюшкин сон". Прошло уже целых десять лет, как автор "Бедных людей" не выступал перед публикой. Как и раньше, он – юморист, полный воодушевления и чувствительности. Кажется даже, что с годами и испытаниями он научился смотреть на жизнь менее печально и менее мрачно. В его картинах чувствуется более воздуху, меньше темных и печальных черт» [45].

В 1860 году сформировалось решение братьев Михаила и Федора Достоевских издавать свой журнал. После одобрения цензурного комитета все столичные газеты напечатали сообщения об издании журнала «Время».

В 1861 году на страницах этого журнала был напечатан роман «Униженные и оскорбленные» Ф. М. Достоевского. Здесь же появилась статья Н. А. Добролюбова «Забитые люди».

 

 

 

 

 Эту статью критик писал под впечатлением от чтения «Униженных и оскорбленных», но в ней он дает оценку и другим произведениям писателя: роману «Бедные люди», повести «Двойник», рассказу «Господин Прохарчин». Добролюбов указывает: «... Достоевский в первом же произведении явился замечательным деятелем того направления, которое назвал я по преимуществу гуманистическим. В "Бедных людях", написанных под свежим влиянием лучших сторон Гоголя и наиболее жизненных идей Белинского, г. Достоевский со всей энергией и свежестью молодого таланта принялся за анализ поразивших его аномалий нашей действительности и в этом анализе умел выразить свой высоко гуманный идеал». Критик отзывается о романе «Униженные и оскорбленные» как о лучшем литературном явлении 1861 года, отмечая, что в нем много живых, хорошо отделанных частностей, хорошо обрисованные характеры героев [7. С. 541].

В журнале «Время» были напечатаны первые главы романа «Записки из Мертвого дома», тетради с записями которого писатель привез с каторги.

Первый в истории России роман о жизни заключенных вырос из отдельных записок, слов, разговоров, стихов и песен каторжан.

О жанре романа литературоведы спорят до сих пор: с одной стороны, произведение строится на воспоминаниях автора и могло бы считаться мемуарами, с другой – Достоевский ввел в повесть вымышленного героя и не всегда придерживался фактической и хронологической точности.

В романе утверждается стиль Достоевского, формируется закон его будущих больших произведений, всегда построенных на точных данных: на житейских происшествиях, уголовной хронике, политических событиях, из которых вырастают личные драмы героев.

Для современников Достоевского «Записки из Мертвого дома» стали настоящим откровением. И. С. Тургенев сравнивал произведение с «Адом» Данте.
А. И. Герцен писал: «Эта эпоха оставила нам одну страшную книгу... которая всегда будет красоваться над выходом из мрачного царствования Николая... – это Мертвый дом Достоевского».

«Погибшие и погибающие» Д. И. Писарева – наиболее значительная статья, в которой дана оценка романа. В ней критик подчеркивает, что «намерен сопоставить русскую школу с русским острогом. Берусь же я именно за эту задачу собственно потому, что мы имеем в нашей новейшей литературе два замечательных сочинения: "Очерки бурсы" Помяловского и "Записки из Мертвого дома" Достоевского, – два сочинения, из которых можно почерпнуть самые достоверные и самые любопытные сведения о русской школе и о русском остроге сороковых и пятидесятых годов» [6. С. 211].

Погибшие на каторге и погибающие в бурсе восприняты были критиком как обобщение участи народа в крепостной России.

Последующие годы отмечены выходом самых значительных произведений Ф. М. Достоевского.

Еще в 1859 году Ф. М. Достоевский писал брату Михаилу: «В декабре я начну роман... Не помнишь ли, я тебе говорил про одну "Исповедь" – роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля... Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения... "Исповедь" окончательно утвердит мое имя» [1. С. 331].

Рассыпанные в письмах и тетрадях Достоевского намеки указывают, что под «Исповедью» он имел в виду историю Родиона Раскольникова.

Путь писателя к этому шедевру был длителен. Еще на каторге у Достоевского возникает образ современного героя, разрешающего себе «кровь по совести».

Роман печатался в журнале «Русский вестник» с начала 1866 по февраль 1867 года.

Весь 1867 год проходил под аккомпанемент критики на роман «Преступление и наказание». Отмечалось выдающееся мастерство писателя – рассказ о преступлении изложен с такой истинностью, тонкими подробностями, отмечалась также мощь психологического проникновения в душу героев.

Журнал «Современник», однако, усмотрел в романе критику на молодежь и студенчество. Автору ставили в вину намерение опозорить современных молодых людей, суля им участь убийц и блудниц [22. С. 440–441].

Всех волновал вопрос о типичности героя и его злодеяния. Журналист А. Суворин разместил на страницах газеты «Русский инвалид» статью, в которой назвал Раскольникова «нервной, повихнувшейся натурой». Публицист журнала «Гласный суд» увидел в размышлениях, поведении и поступках Родиона Романовича «признаки белой горячки» [22. С. 442].

Итог спору подвел Д. И. Писарев, напечатав статью «Борьба за жизнь» в майском номере журнала «Дело» за 1867 год. В редком фонде ЛОУНБ с этой статьей можно познакомиться в полном собрании сочинений Д. И. Писарева, вышедшем в издательстве Ф. Ф. Павленкова.

Критик, как он сам признается, решился беспристрастно и объективно, не касаясь убеждений Достоевского, вынести суждения о романе «Преступление и наказание» и доказывал, что преступление Раскольникова имеет социальные корни. Писарев отмечал: «Нет ничего удивительного в том, что Раскольников, утомленный мелкой и неудачной борьбой за существование, впал в изнурительную апатию; нет также ничего удивительного в том, что во время этой апатии в его уме родилась и созрела мысль совершить преступление. Самой обыкновенной причиной воровства, грабежа и разбоя является бедность» [8. Стб. 347].

Сам Достоевский говорил, что наиболее близким ему по взглядам оказался Н. Н. Страхов, напечатавший в журнале «Отечественные записки» за 1867 год статью «Преступление и наказание». В ней публицист категорически отверг предположения о том, что Раскольников не является «сумасшедшим» и «больным человеком» и указал, что Родион Романович, наряду с тургеневским Базаровым, представляет собой тип «нового нигилиста». В своей статье Страхов писал: «В "Преступлении и наказании" в первый раз перед нами изображен нигилист. Раскольников есть истинно русский человек именно в том, что он дошел до конца, до края той дороги, на которую его завел заблудший ум. Эта черта русских людей, черта чрезвычайной серьезности, как бы религиозности, с которым они предаются своим идеям, есть причина многих наших бед» [42].

На зависимость жизни главных героев «Преступления и наказания» от социальной среды указывалось и в более поздних отзывах о романе.

В отделе редкой книги ЛОУНБ можно прочитать статью писателя В. Г. Короленко «Соня Мармеладова на лекции г-жи Лухмановой», напечатанную в № 6 журнала «Русское богатство» за 1904 год. В ней писатель делится впечатлениями от обличительной лекции известной в свое время моралистки Лухмановой, порицающей безнравственное поведение женщин. Лекция была посвящена проблемам проституции и затрагивала образ Сони Мармеладовой из романа «Преступление и наказание». В. Г. Короленко в отзыве на эту лекцию рассуждал: «Потому ли женщина попадает в эти ужасные условия, что она лично, по натуре, роковым и прирожденным образом склонна к пороку, или она становится порочна вследствие условий воспитания, нищеты, невежества, наконец, нередко, и прямо под давлением бремени, тяжкого и неудобоносимого, наложенного жизнью на слабые плечи?» [37. С. 257].

В конце марта 1867 года Ф. М. Достоевскому и его жене Анне Григорьевне разрешено было выехать заграницу «по случаю одержащей его падучей болезни, удостоверенной врачами». Их путь пролегал через Берлин, Цюрих, Баден-Баден, Базель. Заграницей Достоевским овладевает замысел нового произведения. По словам самого писателя «идея романа – моя старинная и любимая, но до того трудная, что я долго не смел браться за нее, а если и взялся теперь, то решительно потому, что был в положении чуть не отчаянном. Главная мысль романа – изобразить положительно прекрасного человека». Мысль эта воплотилась в романе «Идиот» в образе князя Льва Мышкина.

Представитель захудалого княжеского рода Лев Николаевич Мышкин после лечения от эпилепсии возвращается в Петербург. Скромный и чуткий, сочувствующий всем униженным и оскорбленным, мечтающий о счастье и мире всех людей, он друг – детей, покровитель «падших». Автор вводит его в мир помещиков, купцов, воротил финансового мира, откупщиков, которым он представляется «юродивым», «идиотом», «ничтожеством».

Первая часть романа «Идиот» вышла в журнале «Русский вестник» в январе 1868 года. Роман произвел двоякое впечатление на читателей. В апреле 1868 года С. Д. Яновский рассказал Достоевскому, как читают роман «Идиот»: «Масса вся, безусловно вся, в восторге! В клубе, в маленьких салонах, в вагонах на железной дороге... везде и от всех только и удается слышать: читали ли последний роман Достоевского? Ведь это прелесть, просто не оторвешься до последней страницы. К личности Идиота привязываешься до того, что спишь, обедаешь вместе с ним и в это время любишь его так, как любишь только самого себя» [43].

Газета «Биржевые новости» отмечала, что начало «Идиота» оставляет все, что появилось в текущем году, позади. «Русский инвалид» усмотрел, что мысль, на которую «напал» Достоевский, «очень счастливая», что герой – взрослый ребенок, который с первых строк вызывает симпатию. «Интрига завязана необыкновенно искусно, изложение прекрасное, не страдающее даже длиннотами, столь обыкновенными в произведениях Достоевского» [22. C. 497].

Однако, были и рецензии, провозглашающие роман плодом больной фантазии, психиатрическим этюдом.

М. Е. Салтыков-Щедрин в статье «Светлов, его взгляды, характер и деятельность», опубликованной в журнале «Отечественные записки» за 1871 год без имени автора, обратил внимание на «попытки» Достоевского в образе Мышкина «изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия». Однако, затем он написал: «Дешевое глумление над так называемым нигилизмом и презрение к смуте, которой причины без разъяснения, – все это пестрит произведения Достоевского пятнами, совершенно им несвойственными, и рядом с картинами, свидетельствующими о высокой художественной прозорливости, вызывает сцены, которые доказывают какое-то уже слишком непосредственное и поверхностное понимание жизни и ее явлений» [18. С. 231].

Однако в самых радикальных отзывах на роман повисал вопрос: какую ценность в современном мире имеет простота и бесхитростность, чуткость к чужому горю, братская любовь к людям? Почему психическая болезнь называется писателем «искрой Божьей», а душевная норма и умственное и физическое здоровье не рифмуются у Достоевского с добром и красотой.

На эти вопросы и спустя столетия со дня выхода романа нет однозначного ответа.

В 1871 году писатель, живя за границей, получил из Москвы письмо о преступлении, которое его потрясло. Дело об убийстве студента Петровской земледельческой академии И. Иванова, задуманное председателем тайного общества «Народная расправа» С. Г. Нечаевым с целью укрепления своей власти в революционном террористическом кружке, вызвало большой общественный резонанс. Достоевский откликается на это преступление своим романом «Бесы». Задумав вначале небольшое произведение на злобу дня, писатель в процессе написания усложнил идею и сюжет произведения. В декабре 1872 года «Бесы» были закончены и опубликованы в журнале «Русский вестник». Написанный под впечатлением от ростков террористического и радикального движений в среде русских интеллигентов, роман стал одним из самых значительных произведений Достоевского – романом-предсказанием, романом-предупреждением о людях, которые полностью оправдывали убийство человека и жестокость во имя «великой идеи».

Петр Верховенский – главный идейный вдохновитель революционной ячейки, пытается вовлечь в революционное движение Николая Ставрогина и дабы связать кровью созданную им ячейку, замышляет убийство бывшего студента Ивана Шатова, собирающегося порвать с революционерами и донести на них в полицию.

В образе Николая Ставрогина Достоевский решил воплотить свое представление о русском бунтаре, оторванном от корней родной почвы, пленнике изощренной мысли. Роман вызвал неоднозначную реакцию читателей. «Бесы» казались уродливой карикатурой и «злобной клеветой» на молодежь, автора называли сумасшедшим, героев романа – психопатами и манекенами, а сам роман – госпиталем для умалишенных. Споры велись вокруг образов революционеров. По мысли либеральной критики – молодые герои «Бесов» – Ставрогин, Верховенский, Шатов, Кириллов – не имеют ничего общего с реальными людьми, желающими перемен в обществе. Публицист и революционер, близкий к организации «Народная расправа», П. Н. Ткачев в журнале «Дело» за 1873 год опубликовал статью «Больные люди», в которой с иронией и горечью пишет об «отречении» Достоевского от прежних социал-демократических идеалов, клевете на «новых людей», указывает на неспособность писателя к «объективному наблюдению» и заключает, что «значение г. Достоевского как художника с чисто эстетической точки зрения очень и очень невелико» [46].

Исключением среди хора хулителей романа был голос 22-летнего Всеволода Соловьева, который в декабре 1872 года обращался в письме к Ф. М. Достоевскому: «Оценка вашего таланта еще впереди. Вы еще не поняты, как следует современным обществом, оно еще не доросло до этого понимания и слушает слова ваши, широко раскрыв глаза, в недоумении и смущении. Отчего же им трудно понимать вас? Вы зовете его на серьезные мысли, на зрелища, потрясающие нервы, в атмосферу тяжкого страдания, среди которых сияет любовь и прощение, так давно понятые вами» [22. С. 604].

Полемика вокруг романа «Бесы» не угасала и после смерти Ф. М. Достоевского. Спустя десятилетия после первой публикации романа критиками начала 20 века было предложено его новое толкование.

 

 

В редком фонде ЛОУНБ можно познакомиться со статьями религиозного философа С. Н. Булгакова «Русская трагедия: о «Бесах» Достоевского, в связи с инсценировкой романа в Московском художественном театре» и статьей теоретика русского символизма В. Иванова «Основной миф в романе "Бесы"», напечатанными в журнале «Русская мысль» за 1914 год. В этих статьях авторы пишут о символизме романа. В «Бесах», как утверждает С. Булгаков, революция явлена не в ее политическом смысле, а «как религиозная драма, борьба веры с неверием в русской душе»: «Русский Христос – вот настоящий, хотя и незримый, непоявляющийся герой трагедии «Бесы», только Он властен изгнать "бесов"» [38].

В. Иванов высказывает схожую с С. Булгаковым мысль: «Достоевский хотел показать в «Бесах», как Вечная Женственность в аспекте русской Души страдает от засилия и насильничества «бесов», искони борющихся в народе с Христом за обладание мужественным началом народного сознания. Он хотел показать, как обижают бесы, в лице Души русской, самое Богородицу» [39].

В начале 20 века благодаря русским философам В. В. Розанову, Д. С. Мережковскому, С. Н. Булгакову закрепилась мысль о романе «Бесы» как о пророчестве.

В статье «Достоевский и революция: к 100-летию со дня рождения», опубликованной в газете «Печать и революция» за 1921 год, – марксистский критик В. Ф. Переверзев напишет: «Анатомируя и распластывая душу революционного подполья, Достоевский добрался до таких интимных тайников ее, в какие не хотели заглядывать, робко обходя их, сами деятели революционного подполья... Он знал о революции больше, чем радикальнейшие из радикалов, и то, что он знал о ней, было мучительно и жутко, раскалывало надвое и терзало противоречиями его душу» [22. С. 10].

В советское время роман «Бесы» считался клеветническим по отношению к революционному движению. Вплоть до перестройки он не издавался отдельно, но только в составе собраний сочинений Ф. М. Достоевского, а первые после долгого перерыва массовые издания «Бесов» вышли в 1989 году.

В самый разгар критики вокруг романа «Бесы» стал выходить журнал «Гражданин» под редакцией Ф. М. Достоевского.

Основал журнал князь В. П. Мещерский, камергер Александра II и друг будущего императора Александра III. В ряду важнейших сотрудников «Гражданина» был К. П. Победоносцев, член Государственного совета, будущий обер-прокурор Священного Синода. Он высоко ценил автора «Преступления и наказания» и активно помогал Ф. М. Достоевскому.

В «Гражданине» Федор Михайлович смог испробовать новый жанр – «Дневник писателя», посредством которого он хотел разговаривать с русским читателем прямо и чистосердечно. Первоначально «Дневник писателя» публиковался в «Гражданине» в виде отдельной рубрики за 1873 год. В нем Достоевский откликался в публицистической форме на волновавшие его события современности.

Критика отмечала ценность этих художественных страниц «Дневника писателя». Он пользовался большим успехом у читателей по всей России, особенно среди молодежи.

В 1874 году редакторское поприще окончилось для Достоевского отсидкой двух суток на гауптвахте из-за опубликования на страницах «Гражданина» информации без разрешения императорского двора.

С 1876 года «Дневник писателя» начал выходить в виде отдельного ежемесячного издания и совпал с историческим переломом, с событиями на Балканах, с подъемом национального духа.

«Дневник писателя» этого периода – сплав публицистических статей, очерков, фельетонов, непосредственные, по горячим следам, впечатления и мнения Достоевского о важнейших явлениях жизни.
«Дневник писателя» сделал его автора одним из духовных лидеров нации.

В журнале «Дело» за 1877 год читатели ЛОУНБ найдут отзыв на публикацию в ноябрьском номере «Дневника писателя» статьи на тему славянского вопроса, в котором анонимный критик с иронией пишет о завладевшей Достоевским «славянской идее» [23. С. 56–57].

В 1875 году Н. А. Некрасов попросил Ф. М. Достоевского написать роман для журнала «Отечественные записки». В этом же году на его страницах вышли первые главы романа «Подросток». Свой замысел обратиться к образу незаконнорожденного подростка, Достоевский объяснил так: «Когда полтора года назад Николай Алексеевич Некрасов приглашал меня написать роман для "Отечественных записок", я чуть было не начал тогда моих "Отцов и детей", но удержался, и слава богу: я был не готов. А пока я написал лишь "Подростка" – эту пробу моей мысли. Я взял душу безгрешную, но уже загаженную страшною возможностью разврата, раннею ненавистью за ничтожность и случайность свою и тою широкостью, с которой еще целомудренная душа уже допускает сознательно порок в свои мысли, уже лелеет его в сердце своем, любуется им еще в стыдливых, но уже дерзких и бурных мечтах своих. Все это выкидыши общества, "случайные" члены "случайных семей"» [44].

Цель романа, по мысли автора – описать кризис духовной жизни, который охватил русское общество: «Во всем идея разложения, ибо все врозь и никаких не остается связей не только в русском семействе, но даже просто между людьми. Даже дети врозь. Мы говорим на разных языках и совсем не понимаем друг друга. Общество химически разлагается... Народ тоже... Разложение – главная видимая мысль романа». Личность и мировоззрение главного героя романа формируются в обстановке распада устоев общества, в борьбе с соблазнами века. В исповеди подростка анализируется сложный, противоречивый процесс становления личности в «безобразном» и утратившем «нравственный центр» мире.

Из всех откликов 1876 г. наиболее серьезным по тону и глубоким по мысли был разбор романа «Подросток» в статье П. Н. Ткачева «Литературное попурри» за подписью П. Никитина, опубликованной в журнале «Дело».

В анализе романа П. Н. Ткачев сосредоточился на характеристике Аркадия Долгорукого и утверждал, что он принадлежит к типу пришибленных судьбою и обстоятельствами забитых людей. Эти забитые люди делятся, по мнению критика, на два типа: кроткие, безропотные и озлобленные, ожесточенные. Критик считает, что с точки зрения анализа души «идейного забитого человека» «Подросток» глубже и значительнее, чем «Преступление и наказание».

П. Н. Ткачев называет Достоевского «одним из замечательнейших и ... одним из первокласснейших художников нашего времени». Романы Достоевского, по оценке автора статьи, представляют большой интерес с точки зрения общественной, но критик заключает: «...почти все действующие лица в его произведениях являются людьми односторонними, не вполне нормальными, весьма сильно смахивающими на пациентов из сумасшедшего дома... Автор не в состоянии создать целостного, всесторонне гармонически развитого художественного характера» [17. С. 59–86].

Последнее десятилетие жизни писателя – это годы высших достижений в литературном творчестве и одновременно признание его таланта печатью и обществом. В 1876 году критик и литературовед А. М. Скабичевский писал: «Достоевский – гениальный писатель, которого следует поставить не только на одном ряду с первостепенными русскими художниками, но и в числе самых первейших гениев Европы нынешнего столетья» [19. С. 469].

В эти годы возрастает популярность Достоевского. Его выступления на литературных вечерах с чтением своих произведений или стихотворений великих поэтов вызывали неизменный энтузиазм публики. «К нему ходили, как на исповедь, ему делали невероятные признания, его слову верили и стар и млад», – вспоминал один из близких ему людей.

В 1877 Достоевский был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук. В мае 1879 писателя пригласили на Международный литературный конгресс в Лондон, на сессии которого его избрали членом почетного комитета Международной литературной ассоциации.

Литературное творчество и публицистическая деятельность Ф. М. Достоевского требовала непосредственного знакомства с «живой жизнью». В 1875–1878 годах он посещает колонии малолетних преступников, Воспитательный дом, Оптину пустынь.

В марте 1878 Достоевский находится на процессе В. Засулич в зале Петербургского окружного суда, а в феврале 1880 года присутствует на казни террориста И. О. Млодецкого.
Эта активная публицистическая и общественная деятельность служила многосторонней подготовкой к новому большому роману.

Еще в 1870 году в письме к В. Майкову Достоевский писал: «Эта вещь уже два года зреет в моей голове... Это будет мой последний роман... Главный вопрос, который проведется во всех частях, – тот самый, которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь, – существование Божие».

Роман «Братья Карамазовы», задуманный как первая часть романа-эпопеи «Житие великого грешника», воплотил все заветные мысли писателя. Обширный и многоплановый, он характерен напряженным трагизмом страстей, необычайной остротой характеристик, отточенной диалектикой бесед и споров и гениальной богословской критикой в поэме о Великом инквизиторе.

В основу сюжета «Братьев Карамазовых» положена история одного из товарищей Достоевского по Омскому острогу, отставного поручика Ильинского, ошибочно осужденного за отцеубийство и приговоренного к двадцати годам каторги.

Роман был закончен в ноябре 1880 года незадолго до смерти писателя.

«Братья Карамазовы» начали публиковаться в журнале «Русский вестник» в 1878 году и выходили на страницах этого журнала в течение тринадцати месяцев. В письме в редакцию Ф. М. Достоевский сообщал: «Роман читают всюду, пишут мне письма, читает молодежь, читают в высшем обществе, в литературе ругают или хвалят, и никогда еще, по произведенному кругом впечатлению, я не имел такого успеха».

Постоянный и яростный критик творчества Ф. М. Достоевского, П. Н. Ткачев в статье «Новые типы "забитых людей": "Братья Карамазовы"», опубликованной в журнале «Дело» за 1881 год выносит противоречивые суждения о романе: «Хотя автор и называет свое повествование о жизни или, лучше сказать, о некоторых эпизодах из жизни братьев Карамазовых романом, но, с точки зрения эстетической критики, название это едва ли может выдержать... самую даже поверхностную критику. "Братья Карамазовы" сшиты белыми нитками, из отдельных отрывочных драматических сцен и эпизодов, не имеющих, в сущности, между собою никакой внутренней логической связи. А проповеди и поучения отца Зосимы, а монологи Дмитрия Карамазова, Снегирева и т. п.! Разве в реальной, действительной жизни реальные люди говорят когда-нибудь подобным образом!... Герои Достоевского производят впечатление маньяков, ненормальных людей...» [31. С. 2].

Вместе с тем, П. Н. Ткачев признает, что произведения Ф. М. Достоевского производят потрясающее действие на читателей и на него самого: «Переберите в своей памяти всех сколько-нибудь выдающихся героев романов Достоевского, начиная от "Бедных людей" и кончая "Братьями Карамазовыми" ! Какое дикое сборище, какая бесконечная галерея злодеев, негодяев, подлецов, развратников, грубых эгоистов, мелких и крупных прохвостов, – изуродованных, искалеченных, униженных, замученных людей! Но странная вещь: вглядываясь попристальнее в этих "нравственных чудищ", в этих злодеев, убийц, развратников, пошляков и подлецов, вы чувствуете к ним не гадливое отвращение, не праведную злобу, ни даже не благородное негодование; нет, вы чувствуете к ним симпатию, вы видите в них не злодеев, не грубых бессердечных эгоистов, – вы видите в них лишь страдающих людей, – людей глубоко, глубоко несчастных! Вы их не проклинаете, вы плачете над ними. Почему это так? Потому что автор сумел найти в них то, что искал; он открыл в сердце каждого из этих злодеев и пакостников, в сердце каждого из этих "униженных", оплеванных и посрамленных людей искру Божию» [31. С. 24].

Большой интерес вызвала глава романа «Братья Карамазовы» с притчей о Великом инквизиторе, в которой Иван Карамазов разворачивает критику христианства.

В публичной лекции «Иван Карамазов (в романе Достоевского "Братья Карамазовы") как философский тип», прочитанной С. Н. Булгаковым в Киеве 21 ноября 1901 г. и опубликованной в журнале «Вопросы философии и психологии» в 1902 автор написал: «"Легенда о великом инквизиторе" есть один из самых драгоценных перлов, созданных русской литературой. В этом причудливо гениальном создании соединено величие евангельского образа с вполне современным содержанием, выражены тревожные искания наших дней, подобно тому как величественный рассказ книги Иова, переложенный на язык понятий нового времени, уже послужил однажды рамкой для одного из самых великих созданий европейской литературы, дивного пролога к "Фаусту" в небе. "Легенда о великом инквизиторе" представляет эпизодическую вставку в романе: хотя она и является важнейшим документом для характеристики души Ивана, но она может быть выделена и рассматриваться как самостоятельное произведение. Легенда представляет собой "безбрежную фантазию", философскую поэму молодого студента, в свою жизнь не написавшего двух стихов» [21. С. 32].

В 1891 году вышла фундаментальная работа В. В. Розанова «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. Опыт критического комментария». В ней философ нашел ключ к пониманию всего творчества Достоевского как писателя, обратившегося к загадкам бытия и человеческого духа.

Вслед за В. Розановым другие критики религиозно-философского направления: С. Булгаков, Д. Мережковский, В. Иванов, Н. Бердяев, Л. Карсавин, Н. Лосский интерпретировали страницы романа как трагедию религиозного сознания.

О своём отношении к личности Достоевского и его философии известный писатель и критик Д. С. Мережковский написал в статье «Пророк русской революции (К юбилею Достоевского)», напечатанной в 1906 году в журнале «Весы»: «Достоевский едва не сделал нам зла, какое может сделать человек человеку, — едва не соблазнил нас соблазном Антихриста, впрочем, не по своей вине, ибо единственный путь ко Христу Грядущему – ближе всех путей к Антихристу... Доныне казалось, что у него два лица – великого инквизитора, предтечи Антихриста, и старца Зосимы – предтечи Христа. И никто не мог решить, иногда сам Достоевский не знал, какое из этих двух лиц подлинное, где лицо и где личина» [20. С. 311].

По мнению Д. С. Мережковского, предвидение Великого инквизитора о стомиллионном стаде счастливых младенцев нашло свое подтверждение в социал-демократии и военной диктатуре пролетариата.

Одним из самых значительных событий последних лет жизни Ф. М. Достоевского стала его речь на торжествах, посвященных открытию памятника А. С. Пушкину в Москве 6 июня 1880 года.

8 июня 1880 года в зале Московского Благородного собрания Ф. М. Достоевский произнес речь о своем любимом поэте.

Вечером этого же дня он уведомил жену о немыслимом, небывалом триумфе своей речи: «Нет, Аня, нет, никогда ты не можешь представить себе и вообразить того эффекта, какой произвела она! Что петербургские успехи мои! Ничто, нуль сравнительно с этим! Когда я вышел, зала загремела рукоплесканиями и мне долго, очень долго не давали читать. Я раскланивался, делал жесты, прося дать мне читать – ничто не помогало: восторг, энтузиазм (все от "Карамазовых"!). Наконец я начал читать: прерывали решительно на каждой странице, а иногда и на каждой фразе громом рукоплесканий. Я читал громко, с огнем» [2. С. 303–304].

В ЛОУНБ хранится экземпляр журнала «Русское богатство» со статьей «Еще несколько слов о Пушкинском празднике», в которой анонимный автор делится впечатлениями от выступления Ф. М. Достоевского: «Художественная по форме, артистически виртуозная по содержанию, она прочтена была самим автором – неподражаемо прекрасно!» [28. С. 45].
В чем же главное значение этой знаменитой речи, в чем тайна ее небывалого успеха?

Благодаря «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского установился принципиально новый взгляд на творчество и личность А. С. Пушкина, а многие мысли о назначении и судьбе русского народа, высказанные в ней писателем, надолго закрепились в отечественной культуре и русском национальном самосознании.

Эта речь окончательно сформулировала «русскую идею» Достоевского и стала философским завещанием писателя.
Выступление Ф. М. Достоевского на Пушкинских торжествах примирило на короткое время два противоборствующих лагеря – западников и славянофилов. В последующие дни, когда эмоции улеглись, речь была подвергнута резкой критике с разных сторон: ее критиковали либералы, народники и демократы.

В редком фонде ЛОУНБ сохранились журналы «Русское богатство», «Вестник Европы», «Отечественные записки», «Русский вестник», «Русская мысль» со статьями, посвященными выступлению Ф. М. Достоевского.

Демократ Г. И. Успенский в статье «Пушкинский праздник» в № 6 журнала «Отечественные записки» за 1880 год и народник Н. К. Михайловский в статье «Литературные заметки» в № 7 этого же журнала критиковали писателя за отказ от идеалов революционной борьбы [25, 27, 28].

 

А. И. Кошелев, русский публицист и общественный деятель славянофильских взглядов, в статье «Отзыв по поводу слова, сказанного Ф. М. Достоевским на Пушкинском торжестве», опубликованной в № 10 журнала «Русская мысль» за 1880 год писал: «Следует отметить положительную сторону Ф. М. Достоевского, что, в своем слове писатель, на торжестве в честь А. С. Пушкина, не ограничился лишь воздаянием признательности и хвалы великому нашему поэту, но, проникнувшись его духом, обратил особое внимание на злободневность современности с указанием ее причин и истоков» [30. С. 1–6].

В 1880 году вышел «Дневник писателя» с полным текстом речи Ф. М. Достоевского об А. С. Пушкине.
Федор Михайлович собирался издавать «Дневник писателя» в течение двух лет, а затем написать вторую часть «Братьев Карамазовых», где появились бы почти все прежние герои. Но этим планам не суждено было сбыться: 28 января (9 февраля) 1881 года Ф. М. Достоевский скончался.

Многие журналы откликнулись на его смерь некрологами.

 

 

Журнал «Русская старина» отозвался на смерть писателя такими словами: «Кончина одного из даровитейших отечественных писателей, Федора Михайловича Достоевского, отозвалась глубокой скорбью в сердцах всех русских людей, понимающих значение тех громадных заслуг, какие он оказал на поприще русской словесности....

Высокохудожественными его сочинениями восхищаемся мы, его современники; их будут изучать наши дети, наши внуки – словом, ряд грядущих поколений, доколе дороги будут на Руси произведения русской мысли, русского слова» [33. С. 45].

Среди тех, кто воспринял смерть Ф. М. Достоевского как личную утрату, был Л. Н. Толстой. В письме к Н. Н. Страхову он признавался: «Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек...и вдруг читаю: умер, опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он был мне дорог, и я плакал и теперь плачу». А в следующем письме добавляет: «Из книги вашей я первый раз узнал всю меру его ума. Чрезвычайно умен и настоящий. И я все так же жалею, что не знал его» [22. С. 779–780].

Все корреспонденты сходились во мнении, что со смертью Ф. М. Достоевского Россия понесла тяжелейшую утрату: «Достоевский создал себе в нашей литературе исключительное, самостоятельное положение: он не стоял в рядах какой-нибудь партии или школы; это был представитель всего русского общества, всецело проникнутый его интересами, одушевленный верою в молодые русские силы, полный сочувствия ко всему неправоуниженному и оскорбленному и никогда не терявший надежды на будущую великую роль горячо любимого им народа. Вот почему Достоевский, более чем кто другой из наших талантливых писателей, был деятель общественный и почему утрата его стала утратою народною и отозвалась во всей России» [34. С. 691].

Вслед за первыми эмоциональными откликами на смерть писателя наступил черед фундаментальных статей о его творчестве.

 

В отделе редкой книги хранится журнал «Отечественные записки» за 1882 год, в котором опубликована статья Н. К. Михайловского «Жестокий талант». Она сыграла большую роль в литературе, так как явилась выразительницей мнения большого количества людей о творчестве Ф. М. Достоевского.

 

Согласно представлениям Михайловского, Достоевский – «просто крупный и оригинальный писатель», чье творчество, однако, поражено целым рядом существенных пороков, главным из которых является как раз античеловеческая направленность его произведений. Реализуя собственные психологические комплексы, Достоевский, по мнению критика, изображает болезненный внутренний мир личностей, которые бесцельно и беспричинно мучают себя. Критик писал: «К тому страстному возвеличению страдания, которым кончил Достоевский, его влекли три причины: уважение к существующему общему порядку, жажда личной проповеди и жестокость таланта... Прежде всего надо заметить, что жестокость и мучительство всегда занимали Достоевского, и именно со стороны их привлекательности, со стороны как бы заключающегося в мучительстве сладострастия» [35. С. 83–84].

По мнению С. Н. Булгакова, читателя покоряет в его произведениях присущий Достоевскому «дар страдания во имя любви к людям», что, собственно, и дает «почувствовать живого Христа» в его произведениях. Вместе с тем Достоевский выразил и страшную муку богооставленности, порождающую «бунт» [21. С. 28].

Вслед за Булгаковым русские религиозные философы Н. А. Бердяев, Л. И. Шестов обратили внимание на философскую направленность творчества Достоевского и содержание в его произведениях основополагающих философских идей, ставших впоследствии фундаментом русской классической философии.

В статье «Откровение о человеке в творчестве Достоевского», опубликованной в журнале «Русская мысль» за 1918 год, Н. А. Бердяев формулирует главную, с его точки зрения, заслугу писателя – открытие бездонных глубин человеческой природы. «Все художники изображали человека, и много было среди них психологов. Каким тонким психологом был, например, Стендаль.

В творчестве Шекспира открылась шипучая игра человеческих сил, выпущенных на свободу в эпоху Возрождения. Но открытия Достоевского не могут быть сопоставлены ни с кем и ни с чем. И постановка темы о человеке и способы разрешения ее у него совершенно исключительны и единственны. Он интересовался вечной сущностью человеческой природы, ее скрытой глубиной, до которой никто еще не добирался» [43].

С течением времени интерес к творчеству Ф. М. Достоевского не угасал. Его произведения начали рассматриваться с точки зрения психопатологии и психиатрии. Через несколько лет после смерти писателя в журнале «Русский вестник» (Т. 170. 1884) была напечатана статья известного психиатра В. Ф. Чижа «Достоевский как психопатолог», в которой автор подверг произведения Достоевского исследованию с точки зрения психопатологии и пришел к выводу, что Достоевский в изображении явлений в области психиатрии до некоторой степени опередил науку.

В редком фонде ЛОУНБ можно познакомиться со статьей известного юриста, прокурора окружного суда Санкт-Петербурга В. Случевского «Достоевский и внушение» опубликованной в журнале «Книжки недели» за 1893 год. В ней автор представляет Ф. М. Достоевского как основоположника науки о внушении и самовнушении.

«...Достоевский, задолго до образования существующего ныне научного направления о внушении, подметил и изобразил такие события жизни, которые будучи фактами психологического свойства, относятся к области бессознательного... Он познакомил нас с таким господством человека над человеком, которое для людей, не обладающих наблюдательностью Достоевского, могло до последнего времени показаться невероятным и неестественным и которое тем не менее воспроизводится теперь при экпериментации внушением» [36. С. 30].

Автор указывает на ряд произведений Федора Михайловича, в которых, по мнению В. Случевского, это наиболее ярко видно: «Хозяйка», «Село Степанчиково», «Идиот», «Преступление и наказание».

Влияние Достоевского на последующее развитие литературы и философии колоссально и бесконечно многообразно. Писатель обогатил мировую литературу целым рядом открытий. Задолго до появления психоанализа и литературы «потока сознания» Ф. М. Достоевский сумел показать «пограничное» состояние человеческой души в «пороговой» ситуации нравственного выбора, когда в человеке борются добро и зло, вера и безверие. Его творчество стало одним из важнейших факторов продвижения в литературу интереса к психологически сложным типам личности, к катастрофическому сюжетному развитию, к трагическим коллизиям в жизни. Писатель создал принципиально новый жанр – полифонический роман, ввел нового героя – человека «высшей идеи».

Великий гуманист Ф. М. Достоевский вложил в умы потомков мысль о том, что «красота спасет мир», в своих произведениях наглядно показал, что каждый «человек есть тайна», а ее разгадывание является содержанием жизни любого мыслящего существа. Ни один из значительных писателей в последующие годы не избежал влияния Ф. М. Достоевского.

Писатель, которого при жизни называли пророком, Ф. М. Достоевский остается современен и сейчас. И хочется закончить обзор о нем словами философа В. В. Розанова, который в своем труде «Опавшие листья» написал: «Достоевский – всадник в пустыне, с одним колчаном стрел. И капает кровь, куда попадает его стрела... Достоевский живет в нас. Его музыка никогда не умрет».

Список использованной литературы